- Позвони, Катя, - более строгим голосом.
- Хорошо, построю вышку, если не будет ловить, - добродушно отвечает
Катя.
Обнимает тетю Дашу – крепко, искренне, проникнувшись ее волнением.
- Спасибо тебе. Ты самая хорошая.
- А ты самая взбалмошная. Когда ж ты замуж выйдешь? Не забудь на ночь
обогреватель включить.
Сев в машину, Катя кладет ключи на пассажирское сиденье, пытается
снова отдышаться и, замерев на секунду, начинает рыдать. Сама не понимая,
почему, она плачет, и в ее голове перемежаются слова и лицо тети Даши,
тексты писем, предложение Яковлева, цифры номера Ромы, лицо отца…
Доехав до первого светофора, она открывает бардачок и извлекает из-под
дорожного атласа припрятанную на случай конца света плитку «милка» с
фундуком. Поспешно открывает и, невнятно пробубнив « фитнес, сука,
фитнес», откусывает всем ртом сразу три кусочка плитки. Включает первую.
Уходит со светофора с проворотом.
Ночью Катю знобит. Она не может уснуть и то стоит у окна, пытаясь
всмотреться в непроглядную темень, то спускается на первый этаж, пьет
апельсиновый сок, взятый с прочими съестными мелочами в «Ленте» по
дороге, то выходит на улицу, чтобы прочистить легкие загородным воздухом
и насладиться отсутствием привычного ей постоянного гудения и рокота
ночного города. Она прикидывает, сколько сможет пробыть здесь и
обнаруживает, что у нее не скопилось никаких важных дел или обязательств.
А потому можно сидеть на даче все выходные. Ноутбук она с собой не взяла,
а потому долгое и упорное сидение в интернете ей не грозит. Она ощущает
дикую усталость при одной только мысли о том режиме, в котором провела
неделю и кажется самой себе сумасшедшей. Обещает себе связаться с Ромой,
как только вернется. Или не связаться принципиально, вот только почему –
не понимает. Мысли в ее голове начинают скручиваться в спирали и
обращаться сами в себя, и это означает, что настала пора спать. Выпивает на
всякий случай – если легкий озноб, все таки, окажется зн аком наступившей
простуды, - «фервекс» из тетиной аптечки. Гасит свет. Проверяет мобильник.
Ложится спать.
На этот раз – успешно.
Девушка идет по улице и плачет. Стирает кровь, брызнувшую ей на
лицо, когда она воткнула нож прямо в мошонку мужика, которому делала
минет. Она так хотела, чтобы перед смертью ему было веселее, что даже
позволила себе попробовать на вкус его грязный отросток, а этот
недоносок схватил ее за волосы и начал впихивать его прямо ей в глотку, и у
нее не осталось выбора. Ей нечем было прополоскать рот, и она была
вынуждена отсосать для этого немного крови из его остывающего тела,
предварительно перерезав ему горло, хотя он уже умирал в тот момент от
других ранений.
Девушка понимает, что ошибкой было пытаться дать мужчине хоть
что-то, кроме обязательств и приказов. Но плачет не поэтому и даже не
потому, что теперь у нее во рту главенствует привкус крови. Она плачет,
потому что никто ее не любит такой, какая она есть – по крайней мере, ей
так кажется. Она плачет, потому что этот мир слишком жесток, и ей
даже в страшном сне не удастся соответствовать его истинной
жестокости. Она думает о том, как это несправедливо – применять к ней
хоть немного грубой силы, ведь она – нежное создание и создана для любви и
ласки, и только такое отнощение должно приличествовать каждому, кто
имеет право к ней прикоснуться.
Она думает о том, что все, чью жизнь она прервала, были достойны
гораздо более страшной смерти, потому что не способны в этой жизни ни
на что, кроме как засунуть свой вонючий член в нежное тело женщины, а
потом еще и бросить ее ради какой-нибудь твари в самый ужасный
момент. Думает, как низки и уродливы все те, кто гордо зовет себя
мужчинами, мужиками, парнями. Вытягивает из кармана снятую с трупа
пачку «мальборо», обнаруживает в ней зажигалку и решает закурить.
Ей жутко больно от несправедливости этого мира.
Утро переносит Катю в мир, лишь отдаленно напоминающий привычный.
Смазанные краски и спутанные формы врезаются в ее сознание, когда она
открывает глаза. Меняются меду собой. Стабилизируются. Она щупает горло,
оценивает самочувствие и понимает, что не заболела, но и не совсем в
идеальном состоянии. В любом случае, посмотрев в окно, она ощущает себя
не в своей тарелке, но это ей даже нравится, и она позволяет своему рассудку
выйти в свободное плавание в этом мире беспечности, длительность
существования которого ограничена выходными.
В этом ее потоке сознания умещаются легкий завтрак; катание в течении
пары часов на велосипеде по садоводству и редкому лесу; побег в дом от
дождя, начавшегося совершенно внезапно; просмотр с «айфона»
« Информаторов», рекомендованных когда-то ее хорошим знакомым-
интеллектуалом - читай наркоманом, - Володей; редкое курение «нирдоша»;
прогулка по местности после дождя в дачных куртке и сапогах на пару
размеров больше, чем нужно. Заканчивается все это попыткой уснуть, но,
несмотря на спокойно – если не сказать – в прострации, - проведенный день,
уснуть удается не лучше, чем вчера.
Катя часто смотрит в окна. Прикидывает, следила ли за ней та больная,